Выпускница 1942 года.
В октябре 1943 г. ушла добровольцем на фронт. Служила в войсках КГБ 1-го Белорусского фронта.
Медали: «За боевые заслуги», «За победу над Германией».

Из воспоминаний Н. И. Поповой:

«Шли по тяжелым и трудным дорогам войны, всюду разрушены и сожжены города и села. Народ томился в подвалах, землянках (под Орлом:  осень, снег, женщина топит печь, рядом дети – дом сожжен). Появляются страшные картины Гомеля, Ровно и других населенных пунктов, где фашисты уничтожили все живое.

И вот граница, а дальше Польша, первый город – Бяла-Подляска.  Всюду белые флаги из окон и форточек, но мы шли не захватчиками, а освободителями. Познань – укрепленная крепость, занятая эсесовцами, перед нашими войсками не устояла. И шли все на запад, на запад, освобождая Польшу».

«Хочу рассказать о Люблинском  Майданеке. До лагеря оставалось 5-6 км. Издалека виден дым и чувствовалось зловоние – это горели трупы. А вот и сам лагерь. Сколько пройдет десятилетий, человечество будет о нем вспоминать с ужасом!

Площадь лагеря несколько гектаров, огорожена в два ряда колючей проволокой, высотой 5 метров, по ней идет электрический ток. По периметру лагеря 28 сторожевых будок, в каждой установлен пулемет. При входе в лагерь с левой стороны 2-х этажное кирпичное  здание – управление и охрана лагеря. Второе здание – раздевалка, душевая, склад вещей пленных и гражданского населения. Затем бараки, на противоположной стороне – крематорий, где сжигали трупы. Душегубки – 11 штук. Это автомашины, снаружи обшитые металлом, с одной ступенькой без сидений внутри, когда машина идет, то отработанный газ поступает внутрь.

Посередине лагеря плац, куда каждое утро и вечер выстраивали военнопленных для проверки. Военнопленные поступали в основном из других лагерей. Бараки из досок, кругом щели – дождь, снег попадали в них. Нары сплошные в два яруса и одна печурка при входе. Каждое утро проверка на работу. Кто не мог стоять – поддерживали, заметит надзиратель – вытащит из строя и в крематорий.

Детских бараков забыть нельзя. Дети были доноры, у них брали кровь для раненых немецких солдат. В бараках надписи на стенах: «хочу к маме», «хочу есть», «хочу домой», «замерзла», «мамочка возьми меня» и др. Дети были в возрасте от 3 до7 лет, говорили на немецком  языке. Я видела 20-30 детей – это прозрачные скелеты,  с глубоко посаженными глазами.

При поступлении гражданского населения на плацу разделяли на мужчин и женщин, здоровых – рабочая сила, детей здоровых – доноры, больных и стариков отдельно. Проверяли рот каждого взрослого, кто имел золотые зубы, здесь же, на плацу, вырывали. Потом помывка, раздевались,  все вещи оставляли,  шли мыться в душевую. Вначале шла вода, потом прекращалась, поступал газ, старики и дети больные умирали в страшных муках, раздвигался пол и трупы падали на транспортную ленту, а дальше крематорий. Пеплом наполняли банки, он шел на удобрение земель Германии. Вещи хранились на складах, где производилась сортировка,  и отправлялись в Германию, поощрялись отличившиеся охранники. Были склады обуви и волос женских разного цвета, начиная с детского пушка который сбривался перед помывкой, кончая косами. Из волос делали тюфяки и вили канаты. В комнате охранки видели дамские перчатки, сумки, абажуры из человеческой кожи с татуировкой. В кабинете надзирательницы на столе стояла мужская мертвая голова с правильными чертами лица».

«Вновь вперед, хотелось мстить и еще раз мстить. А вот и проклятая Германия. Дождь, ветер и транспарант болтается на ветру. Немецкое население боялось нас, русских.
Война для меня закончилась в логове врага – Берлине. Сколько было радости и слез счастья! Я тоже, как тысячи солдат, расписалась на стене Рейхстага: «Попова – Новосибирск».
В октябре 1945 г. – отпуск в родной Новосибирск. В Бресте поезд  стоял два часа, хотелось кричать от радости, что я снова на Родине, на той Родине, которую защищала».